Семь дней творения - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Лукас поправил воротник рубашки, он испытывал священный страх, как бы кончики воротника не вылезли из-под лацканов. Он довольно озирал кошмар вокруг себя. Часы показывали всего девять утра, и начало дня можно было все же считать удачным. Водитель такси уперся головой в руль, непрекращающийся надсадный звук клаксона сливался с гудками буксиров в нью-йоркском порту – чудесном местечке в такое ясное воскресное утро поздней осени. Лукас направлялся туда, чтобы перенестись на вертолете в аэропорт Ла-Гуардиа. Его самолет вылетал через один час десять минут.

* * *

На пристани № 80 торгового порта Сан-Франциско было пусто. София медленно положила телефон и вышла из машины. Прищурив на солнце глаза, она посмотрела на пирс напротив. Там, у гигантских контейнеров, суетились люди. Крановщики, вознесенные в своих кабинках на огромную высоту, виртуозно управляли изысканным небесным балетом тонких узорчатых стрел с грузами для судна, готовящегося к отплытию в Китай. София вздохнула. Даже при всем желании она не могла все сделать одна У нее было много способностей, но вездесущей она не была

Мост «Золотые Ворота» рке заволакивало туманом, из облаков, постепенно затягивающих залив, торчали теперь только верхушки мостовых опор. Еще немного – и работы в порту должны будут прерваться из-за недостаточной видимости. У Софии, неотразимой в форме инспектора по безопасности, оставалось совсем немного времени, чтобы убедить бригадиров – членов профсоюза скомандовать отбой работающим сдельно докерам. Если бы она умела сердиться!. Человеческая жизнь несравненно дороже нескольких торопливо погруженных контейнеров, но люди меняются медленно, иначе ей здесь нечего было бы делать.

София любила атмосферу доков. Здесь у нее всегда было много дел. В тени старых пакгаузов скапливались все беды на свете. Здесь искали убежища бездомные, прячущиеся от осенних дождей, от ледяных тихоокеанских ветров, обрушивающихся на город с наступлением зимы, и от полицейских патрулей, в любое время года избегающих соваться в этот враждебный мир.

– Манча, остановите их!

Кряжистый мужчина сделал вид, что не слышит, и, прижимая к животу большой блокнот, записал в него номер очередного взмывшего в небо контейнера

– Не вынуждайте меня составлять протокол, Манча! Возьмите рацию и прикажите немедленно остановить работы! – не унималась София. – Видимость уже меньше восьми метров. Сами знаете, когда она становится меньше десяти метров, вы обязаны дать свисток на прекращение работ.

Бригадир Манча подписал страницу, отдал ее молодому табельщику и жестом приказал ему удалиться.

– Не стойте под стрелой! Вдруг сорвется? Падающий груз не разбирает, на кого грохнуться.

– Ничего, не сорвется. Вы меня слышали, Манча?

– Что у меня, лазер в глазу? – проворчал бригадир, щипая себя за мочку уха.

– Ваша недобросовестность сильнее любого дальномера! Не пытайтесь выиграть время. Немедленно прекратите работы и закройте порт, иначе будет поздно!

– Вы работаете здесь четыре месяца, и никогда еще производительность не падала так, как за это время. Вы станете сами кормить семьи моих товарищей в конце недели?

К зоне погрузки подъехал трактор. Водитель почти ничего не видел и чуть было не врезался в тягач.

– Проваливайте отсюда, мэм, сами видите, вы мешаете!

– Мешаю не я, мешает туман. Придется вам расплатиться с докерами другим способом. Уверена, их дети предпочтут увидеть своих отцов сегодня вечером, а не получить от профсоюза страховку за их гибель. Пошевеливайтесь, Манча, еще две минуты – и я выпишу вам повестку в суд и сама дам свидетельские показания.

Бригадир посмотрел на Софию и сплюнул в воду.

– Полюбуйтесь, кругов на воде и то не разглядеть!

Манча пожал плечами, взял рацию и нехотя распорядился прекратить все работы. Через несколько секунд прозвучало четыре гудка, разом остановившие балет кранов, грузоподъемников, погрузчиков, отвальщиков и всей остальной техники, работавшей на пирсе и на борту грузовых судов. Портовым гудкам ответил издали туманный горн буксира.

– Из-за простоев порт в конце концов закроется.

– Не я управляю хорошей погодой и дождями, Манча. Мой долг – спасать ваших людей от самоубийства. Хватит смотреть на меня, как на врага! Терпеть не могу, когда мы цапаемся. Лучше идемте, я угощу вас кофе и яичницей.

– Можете сколько угодно упрекать меня своим ангельским взором. Учтите, при видимости десять метров я возобновлю работы.

– Сначала сумейте прочесть название на носу корабля! Вы идете?

В «Рыбацкой закусочной», лучшей в порту, уже было не протолкнуться. Всякий раз в туман докеры набивались сюда, не оставляя надежды, что погода вот-вот прояснится и день не пропадет даром. Пожилые сидели за столиками в глубине зала, молодые стояли у стойки, грызли ногти и пытались разглядеть в окно корабельный нос или стрелу бортового крана – первые признаки прояснения. Болтали о всякой чепухе, но каждый истово молился в душе о везении. Для этих разнорабочих, вкалывающих днем и ночью без жалоб на ржавчину и соль, вытеснивших, кажется, из их суставов костную ткань, для всех этих мужчин с бесчувственными мозолистыми ладонями не было ничего хуже, чем вернуться домой всего с несколькими долларами гарантированной профсоюзной получки в кармане.

В закусочной было оглушительно шумно: звенела посуда, вырывался из кофейной машины пар, бренчали в стаканах кубики льда. Докеры теснились группами по шесть человек на скамейках, обтянутых красным дерматином, и почти не пытались перекричать общий гвалт.